Каратели такого оборота не ждали. На какое-то мгновение они словно оцепенели. Атака захлебнулась. Некоторые залегли на огородах, стали отстреливаться. Другие искали, спасения в дыму пожара. А большинство повалило через поле к лесу, под прикрытие своего, как они считали, пулемета. Бегущие впереди даже не отстреливались — больше полагались на собственные ноги. Отбивались только задние, на которых наседали партизаны.

Пули уже секли опушку, посвистывали над головой. Приближалась первая волна полицаев. Не хотели отстать от них и немцы. Цепи смешались. Враги искали спасения. Многие сбрасывали на бегу суконные френчи, оставались в нательных рубашках. Казалось, в дыму отплясывают дьявольский танец белые привидения.

— Ну, сучьи дети! — произносит Даликатный и отводит замок пулемета, готовясь открыть огонь.

— Спокойно, хлопцы, спокойно! На бросок гранаты — и тогда, — сдерживает нетерпение разведчиков Петро Стежка.

И вот та самая минута! Повернувшись на бок, он пускает в дымное небо красную ракету.

Партизанская цепь позади полицаев и немцев залегает. А обезумевшие каратели еще не знают, что к чему. Прут к лесу. Накатывается топот ног, хриплое дыхание.

Стежка, Рыгор и Коля Ветров вскакивают одновременно. Бросают гранаты. Падают. Строчат из автоматов. Из куста в упор бьют по бегущим Малюжиц и Даликатный.

Передние легли, как трава под косой. Задние останавливаются в замешательстве, падают. Все еще не могут сообразить, что происходит. Огрызаются огнем, бьют по лозовому кусту, по опушке. Густо тенькают пули.

Те, что оказались ближе к пулемету, поняли, видно, что попали в мертвое пространство. Они усиливают огонь. Тогда из куста поднимается в полный рост Малюжиц и дает длинную очередь с груди. Но и сам падает, выпускает из рук автомат.

— Вася! — кричит Даликатный. — Вася, я сейчас!

Он выпускает ручки пулемета, хочет броситься на помощь, но его останавливает голос Петра Стежки:

— Назад! Огонь!

… Когда пулемет на считанные секунды замолчал, Толя не выдержал. Да и нечего ему было делать на его посту. В начале боя, когда каратели стали бить по опушке, двоих вражеских разведчиков, привязанных к деревьям, скосило сразу. Третий успел сползти вниз, встать на колени, но вскоре достало и его.

Толя бросился на подмогу своим. Упал рядом с Рыгором.

— Бей вдоль опушки! — кричит ему на ухо Рыгор.

Они стреляют вместе — отсекают врага от Грядок. Строчат Даликатный, Коля Ветров, Стежка. Бьют партизаны, залегшие на поле. Те, что атаковали с кладбища. Преследуют уцелевших карателей огнем.

Поздно вечером на нескольких подводах привезли в отряд своих убитых и раненых. Раненых отправили в госпиталь, а убитых похоронили в одной братской могиле на сухом песчаном бугре.

Все это время Толя был сам не свой. Сам не свой стрелял, когда прощались с товарищами троекратным салютом. Не хотелось верить, что Васю Малюжица и других, с кем он виделся и разговаривал еще утром, вот так взяли и засыпали землей.

Стал приходить в себя только уже в дозоре у тропки, что вела на Сухую Милю, куда его послали вместе с дядькой Антоном. И начал осмысливать слова, которые произнес дядька Антон, прежде чем замолчать до того времени, пока не придет им смена: "Ты по этой тропке пришел к нам. На ней и стой. И чтоб глазом не моргнул, не кашлянул. Иначе какой же мы с тобою дозор? Это как дважды два — четыре".

Дядька Антон сел на кочку под деревом с одной стороны тропки, Толя привалился плечом к стволу — с другой.

Лес впереди редкий. Сквозь прогалины видно небо с немногочисленными звездами. В одном месте оно багровеет снизу. И этот багрянец то опадает, то вновь вскидывается вверх. Где-то жгут деревню…

Владимир Павлов

Тайна бункера № 7

ДРУЗЬЯ-ТОВАРИЩИ

Уже несколько минут, как прозвенел звонок, а Григория Васильевича, классного руководителя 5 "Б", все не было. В классе шумно. И неудивительно, ведь закончились занятия. Люда Мелешко, или Милка, как зовут ее в классе, пыталась утихомирить тех, кто позади. Но разве кто-нибудь послушается?

Вон там Лютик снова о чем-то расказывает и просто умирает со смеху. Неинтересно рассказывает Лютик. Только то и смешно, как он сам смеется.

Григорий Васильевич вошел в класс тихо. Он всегда ходит мягко, двери открывает неслышно. Очевидно, потому, что во время войны он был разведчиком. Левая рука у Григория Васильевича не сгибается, и он носит под ней классный журнал или портфель. С портфелем вошел он и сейчас.

— Здравствуйте, шестиклассники, — поздоровался учитель.

От неожиданности все на какой-то момент замолчали, а затем радостно захлопали. Такое они услышали впервые.

— Шестиклассники!

— Ой, мы уже в шестом классе!

— Да сегодня вы все переведены в шестой класс, — сказал Григорий Васильевич.

— И Витя тоже? — спросила Ленка Кудревич, и все повернулись сначала к Ленке, затем — на "Камчатку", к Витьке.

— И Витя, — ответил Григорий Васильевич.

Мальчик молчал, низко опустив голову.

— А история?.. — начал вдруг Лютик и умолк.

Григорий Васильевич задумчиво прошелся по классу, затем сел за стол.

— Вот пусть нам Витя и скажет, как это у него с историей получилось. Давай, Виктор, — забарабанил пальцами по столу Григорий Васильевич.

Витька встал. Все видели, как он волнуется.

Переживал за друга и Сережа. Витька начал говорить.

— Вы, Григорий Васильевич, спрашивали у меня на уроке про египетского фараона Тутанхамона. А вот я, когда учил, страшно разозлился на того буржуйского фараона — так он над рабами издевался. Я и не стал учить…

Все засмеялись.

— Ребята, кто ответит Вите, был ли Тутанхамон буржуем? — спросил Григорий Васильевич.

— Разрешите мне! — первой подняла руку Люда.

— Милка-зубрилка, — хихикнул Лютик.

— Замолчи, — сердито взглянул в его сторону Сережа, — всегда у тебя и нашим и вашим.

— И нисколько я не зубрилка, — обиделась Люда. — Я все уроки учу одинаково. А ты, Лютик, с рогаткой всегда ходишь.

Все помнили, как пробирали Лютика на совете отряда за рогатку.

Но тут Люда проговорилась. На нее с любопытством посмотрел Григорий Васильевич. Какой Лютик, откуда Лютик? Это же Венька Новодворцев.

Венька Новодворцев был самым высоким в классе. Однажды на уроке ботаники изучали луговые цветы. Растение С длинным Стеблем и желтым цветком называлось лютиком. "Точно, как наш Венька", — сказал кто-то в шутку. Венька я вправду был долговязым, и волосы у него были почти желтые. "Лютик, лютик", — подшучивали над ним на переменке, петому что всем это сравнение понравилось.

Люда назвала Веньку Лютиком при учителе. Смутилась, но все же объяснила, почему египетского фараона нельзя считать буржуем.

Потом говорил Григорий Васильевич.

— Витя признался мне как-то, что он любит только новейшую историю, любит читать про ее героев. Но герои ведь были и раньше. Чапаев, матросы "Потемкина", Кастусь Калиновский, декабристы, Емельян Пугачев, Степан Разин, Петр Болотников и так вплоть до восстания Спартака. И фараонов надо знать. Как же тогда прославлять героев, не зная, против кого они боролись?

Витька вздохнул.

— Давай договоримся, Виктор, что летом ты еще хорошенько почитаешь учебник, К началу занятий в шестом классе мы с тобой побеседуем.

— Все-таки работа на лето, — сочувственно протянул Лютик.

— …А помогать тебе летом будет… — Григорий Васильевич обвел взглядом класс.

— Пусть Сережа… — сказал Витька.

— Вот и хорошо, — согласился Григорий Васильевич… — А сейчас есть у меня для вас, ребята, письмо. Издалека, из Германии. Письмо пришло в райком комсомола, оттуда передали его в наш исторический кружок. Упоминаются в этом письме и наше Засмужье, и наш лес Пожарница. Да зачем я, собственно, говорю, возьми, Люда, читай.